Минск вступил в ХIX век довольно скромным провинциальным городом (хотя был центром воеводства, а потом губернии), но за сто с небольшим лет превратился в крупнейший населенный пункт и столицу страны. На протяжении двух веков его облик постоянно менялся. Как это происходило, как появлялись парки и скверы, водопровод и туалеты, где могло быть главное городское водохранилище и куда исчезли деревья с проспектов, рассказал известный минский краевед, математик, доцент физфака БГУ Вадим Зеленков. Мы прослушали его лекцию «Минск. Два века благоустройства», которая прошла в столичной городской ратуше, и делимся самыми интересными фактами.
Парк-лабиринт
Столичный парк Горького в начале XIX века был очень впечатляющим местом (тогда он назывался городским садом). Его заложил Захарий Корнеев, губернатор Минска и Минской губернии в 1796—1806 годах, который сделал многое, чтобы будущая беларусская столица была зеленее, чище и аккуратнее. Сегодня в парке ему установлен памятник.
«Публичный сад как нечто редкое и небывалое в сей стороне понравился мне более самого города, — вспоминал российский моряк Владимир Броневский, который в 1810 году возвращался из итальянского Триеста домой в Петербург через Минск. — Я проходил его четыре раза и гулял всегда с равным удовольствием. Господин Корнеев не позволил ножницам коснуться ни одного дерева. Они растут пышно во всей своей красоте. Три прямых широких проспекта, убитых песком (то есть песчаных, утоптанных. — Прим. ред.) идут один к реке, другой вдоль берега, а третий — влево от второго и приводит к огромному павильону, поставленному на прекрасных колоннах. Из реки по обе стороны прорыты каналы, которые иногда идут прямой линией („Этот канал сейчас существует. Там любят фотографировать уточек“, — отметил Зеленков) и иногда образуют ручеек, обтекающий небольшой островок, иногда вливаются в правильный бассейн. Побочные кривые дорожки пересекают главный проспект и реку по всем направлениям так, что сад, вместе взятый, составляют лабиринт, в котором Тезею не нужно Ариадниной нити».
Для посетителей сада были свои правила. В начале ХХ века (как, вероятно, и раньше) на территорию не допускались лица в грязной одежде и нищие. Нельзя было ходить по газонам, лежать на них и на скамейках, обрывать цветы, ездить на велосипедах и кататься верхом на лошади. Да и в целом в Минске воспрещалось портить посаженные на улице растения. Пастухи должны были контролировать, чтобы скот, который вели по городским улицам, не обрывал листья и не обгладывал кору деревьев. Если это случалось, ответственные лица должны были возместить городу ущерб.
Из места для выгула коров — в центральный столичный сквер
Интересна история появления Александровского сквера, теперь расположенного между Купаловским театром и Домом офицеров. В 1836−1839 годах минским городским головой (мэром) был Леопольд Дельпаце. Именно он стал перестраивать это пространство, «поросшее с одной стороны травою и посещаемое коровами, а с другой стороны занятое оврагами и ямами, оставшимися после добывания глины на домашние потребности горожан», как описывалось это место в одном из документов того времени.
За собственные средства Дельпаце здесь срыли пригорки, засыпали ямы и овраги, выровняли поверхность и обсадили ее в два ряда кленами, липами и тополями. Так эта территория превратилась в рыночную площадь и стала называться Новый рынок. Но позже, в результате целой цепочки событий, ее назначение изменилось.
В 1866-м было совершено первое покушение на российского императора Александра II. Оно оказалось неудачным. Вскоре в Минске начался сбор средств на возведение памятной часовни в честь «чудесного спасения царя». Тем временем в 1867-м в Париже состоялось второе покушение, и строящийся объект «перепосвятили» более свежему событию. В 1870-м минский епископ Александр освятил часовню «во имя святого благоверного великого князя Александра Невского», которую установили на этой площади. Но всем было понятно, что на самом деле имелся в виду тот Александр, который сидел на троне в Санкт-Петербурге.
Затем в игру вступил минский вице-губернатор Михаил Дараган. Он выделил свои деньги, а также организовал сбор со строителей железных дорог — Либавской и Брестской, которые шли через Минск. На эти суммы площадь Новый рынок переделали в сквер.
В декабре 1874-го там появился фонтан со скульптурой «Мальчик, играющий с лебедем». Тогда же указом императора сквер получил имя Александровского. Почему название требовалось утверждать в Петербурге? Как раз потому, что в реальности оно было посвящено императору Александру, а не Невскому. А все, что касается императора, должно было утверждаться на высочайшем уровне.
Сегодня часовни в сквере нет: ее снесли в 1929 году.
Водопровод только в центре
Кстати, фонтан «Мальчик, играющий с лебедем» был возведен не просто так, а в честь открытия городского водопровода. Позже, в 1892-м, последний перестроили, поставили новый механизм и вырыли три новых колодца вместо двух старых. Все три колодца были в местах нахождения ключевой воды. Трубы от них соединялись в общую трубу, по которой вода поступала в насос машинного отделения.
Водопроводная башня находилась на углу Захарьевской и Скобелевской улиц (теперь проспекта Независимости и Красноармейской). Почему именно там? «Это вершина холма, высокое место. Сюда закачивали воду, и она стекалась самотеком по домам центрального района Минска», — объяснял Зеленков. Кстати, эту башню разобрали после Второй мировой войны.
Водопроводом до революции пользовались только жители центра города — подключены к нему были 943 дома на 69 улицах. На окраинах он проведен не был. Да к тому же и пользоваться им бедному населению было не по карману. Сначала за 100 ведер воды (а этого вряд ли хватало на месяц) надо было платить 15 копеек, а с 1906 года — 20 копеек.
Насколько это много? В 1911 году килограмм ржаного хлеба стоил 5−7 копеек, картошки — 19 копеек, говядины — 37 копеек, сливочного масла — 90 копеек. За 20 лет (1893−1913) цена за десяток яиц увеличилась вдвое — с 15 до 30 копеек. Однако дневной заработок чернорабочего с 1891 по 1913 год вырос с 60 до 75 копеек.
Где брали воду те, у кого водопровода не было? Существовали колодцы — буровые, каменные и деревянные, вода в них была довольно качественной. Брали воду и в Свислочи, хотя река и тогда была не очень чистой.
Деньги не пахнут
Самая известная городская легенда дореволюционного Минска касается здания в сквере около Купаловского театра, где теперь работают кассы, а раньше был общественный туалет. Якобы состоятельный минчанин не расплатился с архитектором за проект усадьбы, и тот, получив от города заказ на строительство туалета, сделал его в виде уменьшенной копии дома своего обидчика. Вадим Зеленков подчеркнул, что подтверждений этому нет, но упомянул интересные детали.
Первое в городе здание «общественных ретирад» (так тогда называли туалеты) было построено в начале 1910-х годов. В документах того времени указывается, что оно было оборудовано «биологической очисткой». «Заметьте, фактически это биотуалет, потому что канализации в Минске еще не было», — комментирует краевед.
До революции она так и не появилась. Система канализации активно начала развиваться в Минске лишь с 1927 года.
Сохранились сметы по строительству и содержанию туалета. В нем была русская печь (в здании для таких целей должно было быть тепло в любое время года), в кабинках были установлены «четыре клозетных горшка с баками с трубопроводами системы „Торнадо“», а еще были «стоячие фаянсовые писсуары в мужском отделении и лежащий писсуар в женском». В 1914-м расходы на содержание туалета составляли 530 рублей, в них входило жалование сторожу, отопление, освещение, щетки для уборки, мыло и туалетная бумага. При этом доходы от платного туалета составляли 750 рублей, так что город был в плюсе.
Кстати, это был не единственный пример, когда на «таком» делали деньги. Например, продажи навоза с конюшен городской пожарной команды приносили государству 400 рублей в год. Еще 200 рублей зарабатывали на продаже отходов ассенизационного обоза (то есть собранных нечистот) с базара на Троицкой площади. Теперь на этом месте Национальный театр оперы и балета.
Конкурент и предшественник парка Челюскинцев
В конце 1920-х в Минске собирались обустроить городской парк культуры и отдыха. Местом для этого был выбран Антоновский парк. Его история тянулась с 1840-х годов. Тогда главой православной церкви в Минске был архиерей Антоний Зубко. Как отметил краевед, православные любили его за то, что он обращал в их веру униатов, а католики и униаты за это же, напротив, не любили. При этом архиерей был незаурядной личностью, увлекался наукой и имел дачу, где ставил сельскохозяйственные эксперименты.
Дача эта находилась в районе нынешней Серебрянки, в окружении огромного леса, который тянулся от современного велозавода до автозавода. Улицу, которая к ней вела, по имени архиерея назвали Антоновской (она есть и сегодня, в районе Захарова — Пулихова).
Дожила ли дача до советского времени, неясно, но в 1920-х на этой территории фактически был лесопарк, и в 1927 году именно там решили оборудовать городской парк культуры и отдыха — центральное место для досуга столичных жителей. Под эту цель было выбрано 300 десятин хвойного леса (чуть больше 300 гектаров). В 1928 году в газетах писали, что там привели в порядок дорожки, протяженность которых составляла около 10 километров, начали ремонтировать дорогу, ведущую к парку.
В газетах жаловались, что рабочие ездят отдыхать в Ждановичи, а не в Антоновский парк, поэтому к нему планировали запустить автобусные рейсы. Дальнейшие планы были еще масштабнее: строительство площадок для физкультуры и баскетбола, ресторана, питьевого колодца, оборудование электрического освещения. В 1930-м было начато строительство Минско-Могилевского шоссе (нынешнего Партизанского проспекта), которое должно было пройти через парк. По нему хотели пустить и трамвай.
Однако проект центрального парка в этом месте так и не был реализован. В публикации 1931 года указывались причины. Во-первых, дорогу так и не построили, а даже если бы она была, автобусов в городе не хватало, чтобы возить туда всех желающих. Во-вторых, рядом находились военные лагеря. В-третьих, на расстоянии 1−1,5 километра от парка были поля фильтрации канализационных вод, которые, как ожидалось, с ростом Минска будут еще расширяться — а это означало запах. К слову, позже практически на этих полях фильтрации построили микрорайон Серебрянка.
Поэтому главный городской парк решили организовать в другом месте — в лесу на Борисовском тракте. Теперь это парк Челюскинцев. Там тоже планировали много интересных объектов: детский городок, гамачную зону и солярий, раковину для оркестра, эстраду, карусель. Но все это появилось гораздо позже.
К слову, Антоновский парк есть в Минске и сегодня — теперь это зеленая зона на границе Партизанского и Ленинского районов, которая тянется от перекрестка Партизанского проспекта и улицы Олега Кошевого до железной дороги. Он считается частью Слепянской водной системы, а историческое название получил в 2006 году.
Комсомольское озеро могло быть в Слепянке
Одной из серьезных проблем довоенного Минска были сезонные наводнения. Под водой оказывались и улицы, и электростанция, а однажды затопило дом Янки Купалы (он находился там, где теперь музей поэта в Купаловском сквере), и молодые писатели бежали туда спасать библиотеку. И вот в ноябре 1939 года в газете «Советская Белоруссия» появилось письмо с предложением создать на одной из рек искусственное озеро, которое будет забирать лишнюю воду в период паводков и вдобавок станет зоной отдыха для жителей.
Стали искать площадку для нового объекта. В одной из заметок озеро предлагали создать в районе парка Челюскинцев, на Слепянке, но эта небольшая речка не подходила для крупного водохранилища. Поэтому выбор остановился на Свислочи и том районе, где теперь Комсомольское озеро.
Началось строительство. Чтобы ускорить его, использовали добровольно-принудительный труд, жителей столицы для этого снимали с работы, студентов — с занятий. В июне 1940 года «Советская Белоруссия» опубликовала заметку под названием «Озера по заказу, или плоды неуемной фантазии». Заканчивалась она так: «Чрезмерная фантазия земных устроителей оказывает очень плохую услугу руководимым им организациям. Пора прекратить эту несерьезную игру в общегородские авралы». А вся причина была в том, что слухи о принудительной работе дошли до Москвы и об этом написала газета «Правда». Мнение центрального издания СССР было обязательным к трансляции на всех уровнях.
Возник серьезный конфликт, дело фактически дошло до Иосифа Сталина, но все-таки на высшем уровне проект озера утвердили. 18 июня 1941 года озеро начали заполнять водой, 21-го процесс был завершен (правда, утром того дня успела выйти газета с нареканиями: «Люди думали застать море, а тут почти ничего нет, кроме лягушек да осоки»). Открытие купального сезона на Комсомольском озере назначили на 22 июня. Но в этот день Германия напала на Беларусь, и как минимум еще три года в Минске было не до благоустройства.
Куда исчезли минские липы и что вместо них
Если сравнить фотографии беларусской столицы советских времен и сегодня, то чувствуется большая разница: тогда на центральных улицах росли большие деревья, теперь их нет. Куда они исчезли?
В довоенном Минске, говорит Зеленков, деревьев на улицах обычно не было, если не считать частные дома с садами. «После войны было четыре квадратных метра зеленых насаждений на одного минчанина. Власти поставили цель: довести этот показатель до 15−20 квадратных метров. В принципе довели, насколько я помню, было 17 квадратных метров на человека», — отметил лектор.
Среди этих деревьев преобладали липы. По легенде, это было связано с тем, что в 1944 году именно в июле город освободили от оккупантов, а июль по-беларусски — ліпень. На деле в выборе лип не было никакой романтики.
«Питомников и породистых саженцев тогда не было, довольно взрослые деревья привозили из деревень, разрушенных усадеб, из лесов. Лучше всего в городе приживались липы. И только через несколько лет заметили, что липы укутываются ароматными цветочными кружевами точно ко Дню освобождения Минска. Будто сама судьба привела это дерево сюда», — рассказывал Василий Шарапов, председатель Мингорисполкома в 1955−1968 годах. По словам Зеленкова, основным источником лип для столичных улиц были разрушенные имения, где росли старые парки, особенно в Западной Беларуси.
В наши дни лип, да и других деревьев, вдоль минских улиц стало намного меньше, особенно это касается проспекта Независимости. Причина — в загрязнении воздуха и почвы, использовании веществ, которые убивают деревья: попадая на листья, они создают налет, который снижает приток света, необходимый для фотосинтеза. Зеленков пояснил, что очень вреден тот самый песок с хлоридом натрия, то есть обычной солью, ящики с которым зимой стоят на каждой остановке. Повышенная концентрация ионов натрия и хлора в почве вызывает физиологические нарушения у растений.
Со ссылкой на представителя «Минскзеленстроя» краевед рассказал, что среди деревьев наиболее устойчивы к агрессивной городской среде барбарис, боярышник, спирея, ясень и красный дуб. Именно они и могут сохраниться в беларусской столице. Кстати, в этом году вдоль главных улиц Минска стали высаживать камышовый тростник. Ученые считают, что он сможет у нас прижиться. Время покажет, были ли они правы.
Читайте также
